«Хотя КПГ была основана в 1918 году как типичная социалистическая партия, она сформировала образ одной из самых легитимных европейских коммунистических партий по отношению к Москве. К середине 20 века она восприняла дух советского интернационализма более горячо, чем любая другая коммунистическая партия в Западной Европе (за исключением, возможно, Коммунистической партии Португалии). В то время как другие коммунистические партии шли своим собственным национальным путем к социализму, КПГ поддерживала особенно тесные отношения с Москвой и родственными ей балканскими партиями. Ни одна другая западноевропейская коммунистическая партия не была в таком тесном контакте с СССР и странами народной демократии в течение стольких лет».

Чрезвычайно интересным изложением курса КПГ является новая книга Никоса Маранцидиса, которая выходит в эти дни издательством Александрия, под названием «В тени Сталина. Глобальная история греческого коммунизма». Книга была опубликована на английском языке издательством Корнеллского университета и переведена на греческий язык Кристосом Гемелиарисом. Ниже приводится типичный отрывок.

Х. М.

Предварительная публикация

Вскоре после того, как 1 сентября 1939 года немецкие танки пересекли польскую границу, Коминтерн объявил о своих новых внешнеполитических приоритетах. Всем коммунистам пришлось бороться против «империалистической войны», начавшейся 3 сентября, когда Франция и Великобритания, союзники Польши, объявили войну Германии. Коминтерн уже стал инструментом советской внешней политики, которая после 23 августа 1939 г. была четко определена германо-советским пактом о ненападении (пактом Риббентропа-Молотова). Теперь, когда Сталин считал квазинейтралитет лучшей стратегией для Советского Союза, Коминтерн отказался от продвижения антифашистского фронта. Все коммунистические партии должны были отказаться от войны, развенчав «миф» о том, что война европейских союзников против Германии была антифашистской. (…)

Руководство КПГ признало пакт Риббентропа-Молотова необходимым для безопасности Советского Союза.

Директива потрясла большинство европейских коммунистов. Итальянский коммунист Джорджио Амендола позже вспоминал о замешательстве и растерянности, которые он и его товарищи испытали, услышав известие о германо-советском пакте. Некоторые были настроены настолько скептически, что продолжали следовать старой стратегии. (…)

Что касается греческой стороны, то, несмотря на любые оговорки и возражения, высказанные членами КПГ, руководство партии признало соглашение Риббентропа-Молотова необходимым для безопасности Советского Союза. 7 ноября Radical раскритиковал позицию о том, что война против Германии была справедливой войной. В апреле 1940 года в манифесте КПГ утверждалось, что «убийство за иностранные интересы не является героизмом. К защите Родины не имеет никакого отношения воевать на службе того или иного империалистического блока». КПГ назвала Метаксаса и короля Георга II самыми опасными врагами народа, подтолкнувшими Грецию к империалистической войне.

Нападение Италии на Грецию 28 октября 1940 г. породило новые проблемы. Начало войны застало Никоса Захариадиса в тюрьмах Корфу. Несмотря на свои личные страдания и страдания, он отправил письмо Метаксасу 31 октября 1940 года, которое, хотя и стало приятным сюрпризом для диктатора, попросившего опубликовать письмо в афинской прессе, безусловно, вызвало вопросы у многих из его товарищи, когда он был опубликован. Захариадис недвусмысленно заявил о своей безоговорочной поддержке борьбы правительства Метаксаса против Муссолини: «Народ Греции ведет сегодня национально-освободительную войну против фашизма Муссолини. (…) В войне, которую ведет правительство Метаксаса, все мы должны отдать все свои силы без остатка». Пламенный стиль письма удивил как друзей, так и врагов. Коминтерн и многие официальные лица КПГ не могли понять, что произошло. Дело было не столько в отношении Захариадиса к войне как таковой, поскольку Италия не была участником германо-советского пакта. Что вызвало серьезные опасения и вопросы у греческих коммунистов и их товарищей на международном уровне, так это безоговорочная и демонстративная поддержка Захариадисом режима Метаксаса: почему Захариадис не упомянул о сотнях заключенных в тюрьмы коммунистов и сосланных активистов? Или авторитарный, фашистский характер режима? Учитывая безжалостные преследования, которым подвергались греческие коммунисты, как они могли оправдать безоговорочную поддержку войны с Метаксасом? Должны ли они, как греческие коммунисты, предлагать борьбу на два фронта? Противостоять как итальянским оккупантам, так и их отечественным фашистским угнетателям? Имея в виду эти мучительные вопросы, некоторые считали, что письмо было ложным продуктом пропагандистской машины режима, которая так досаждала партии, публикуя среди прочих «незаконных радикалов», к полному замешательству друзей по партии. Некоторые другие сомневались в здравом уме Захариадиса и даже в его психическом здоровье. Стали ходить слухи, что некогда неподкупный лидер поддался шантажу Метаксаса. Первое письмо Захариадиса — за ним последовали еще два — многие годы вызывало споры не только среди греческих коммунистов, но и среди историков. Однако маловероятно, что инициатива Захариадиса была результатом сознательного акта неповиновения Советам. Оценивая это конкретное письмо, следует принять во внимание, что Захариадис, заключенный в тюрьмах Корфу, был изолирован от изменчивого мира коммунистической политики, на который давила быстро меняющаяся международная обстановка, а также то, что стратегия Коминтерна постоянно менялся, оставляя его греческого лидера в неведении своей тюремной камеры относительно последних изменений. Поэтому вполне возможно, что лидер КПГ считал, что следует уже сложившейся коммунистической стратегии. По сути, его письмо было почти дословным повторением инструкций, полученных партией от Димитрова сразу же после решений, принятых ЕЭКД в июне-июле 1939 года.

Между СССР и Грецией борьба против Оси

В июне 1939 г. Димитров напомнил представителю КПГ, что линия Коминтерна заключалась в создании «национального фронта на демократических основах и направленного на защиту независимости страны от иностранной агрессии, а также на формирование балканского блока на основе о мирном сотрудничестве против угрозы вторжения Германии и Италии». 14 июля 1939 г. в контексте секретного решения Секретариата ЕВСД греческой стороне было приказано признать, что ее главным врагом является фашистская ось Рим-Берлин. (…) Кроме того, почти за месяц до итальянского вторжения в Грецию, 1 октября 1940 года, «Ризоспастис» опубликовал открытое письмо лидера КПГ Метаксасу. (…) Кроме того, в вышеупомянутом письме Захариадис упомянул о необходимости победить агентов Оси и Англии в Греции и чтобы страна следовала политической и экономической ориентации на СССР, «единственную великую державу, которая защищает малую народы, и это может эффективно защитить нас». Захариадис явно пытался уравновесить директиву Коминтерна от июля 1939 г. новой линией внешней политики СССР и Коминтерна. Просто такой баланс требовал таланта канатоходца, которым Захариадис по темпераменту не обладал. Несмотря на сходство содержания, имелась и существенная разница: письмо от 31 октября благодаря публикации в афинской печати произвело большое впечатление на греческое общественное мнение. И Захариадис вскоре понял это, особенно опасения внутри Коминтерна. Он попытался ответить на критику еще одним письмом от 26 ноября 1940 года. Там он изменил свою прежнюю позицию, осудив войну как империалистическую, утверждая, что Греция не должна присоединяться к ней, и делая вывод, что СССР может выступить посредником в греко-итальянском мирном соглашении. Коминтерн тут же подверг его резкой критике. 10 января 1941 г. президиум EECD пришел к выводу, что, даже если независимость Греции находится в опасности из-за вторжения итальянских империалистов, война, которую ведет диктатура Метаксаса, не направлена ​​на защиту национальной независимости Греции, как утверждал Захариадис в своем письме. . Кроме того, EECD утверждал, что конкретная война подтолкнула греческий народ к поддержке правительства Метаксаса, а не к противодействию его преступной внешней политике. (…) 15 января 1941 года, через несколько дней после упрека Коминтерна, Захариадис написал третье письмо, в котором он полностью присоединился к Коминтерну, утверждая, что война Метаксаса с самого начала была фашистской захватнической войной, а свержение режима Метаксаса было непосредственным приоритетом и жизненным интересом греческого народа, который был вынужден искать мира, балканского сотрудничества и союза с СССР. Однако, несмотря на публичное раскаяние Захариада, Коминтерн по-прежнему опасался его. В типично сталинском способе наказания жена Захариадиса Мария Новакова, которая бежала со своим ребенком в Москву после ареста Захариадиса в Греции, похоже, была сослана Советами или помещена под наблюдение.

Такой баланс требовал таланта канатоходца, которым Захариадис по темпераменту не обладал.

Наконец, Захариадиса тоже собирались выселить. В апреле 1941 года гитлеровские войска вошли в Афины, и немецкие оккупационные власти перевели его из тюрем Корфу в лагерь Дахау, где он оставался до конца войны. Из писем, которые он написал еще на Корфу, только первое было опубликовано во время войны с Италией. Второе было захвачено Службой безопасности «Шелка» и хранилось в секрете до окончания войны, а третье стало известно в 1942 г. Скрыв второе и третье письма Захариадиса, режим Метаксаса добился прямо противоположного тому, что намеревался. В сознании греков Захариадис, за его смелость и трансцендентность, которую он сделал, чтобы безоговорочно поддержать человека, чей режим безжалостно преследовал его и его партию, стал лидером большого размаха, каких могло существовать немного. Диктатура невольно способствовала появлению Захариадиса в качестве национального лидера и впоследствии способствовала усилиям КПГ по организации и руководству движением сопротивления в стране.